Ирина Томская
4 ч. ·
ВЕЧНО ЖИВЫЕ
Когда я написала этот текст в 2016-м году, я и не предполагала, насколько актуальным он окажется. И с каждым годом он становится всё острее. Этот главный вопрос оказался действительно вечно живым – вы с кем, с Борисом или Марком?
Вы плачете, когда смотрите фильм "ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ"?
Я плачу, не могу сдержаться, особенно в финале.
Эта незабываемая сцена на вокзале, когда встречают солдат-победителей: слезы Вероники (Татьяны Самойловой) — слезы безвозвратной, на всю жизнь боли и потери; и в то же время — это выстраданная, долгожданная радость сквозь слезы со всеми, кто ждал и верил, кто вытерпел, кто дождался; со всеми, кто вернулся, кто выжил, кто победил...
С каждым годом понимаешь, насколько пророчески точен и недооценен сейчас Виктор Розов – автор пьесы "Вечно живые", по которой снят фильм.
В фильме тема различия жизненных принципов двух братьев (Бориса и Марка) урезана, зато когда читаешь пьесу — поражаешься, как все современно.
Розов написал ее еще в 1943-м, и пьеса сразу была запрещена — шла война, а после войны, вероятно, многие чиновники и люди "от культуры" узнавали себя в ней, и это узнавание не было приятным. Премьера состоялась только в 1956-м – постановкой "Вечно живых" открылся "Современник".
И пьеса, и спектакль “попали” прямо в зрителя, в болевые точки времени.
Послевоенное поколение и те, кто были в войну детьми, словно ища опоры и ответа – "как жить?"– обращались к тем "навеки девятнадцатилетним", что ушли на войну и не вернулись. Поэтому пьеса Розова стала откровением, попыткой начать этот разговор – как жить, как Борис или как Марк, кто из братьев прав? И сейчас этот вопрос стал опять очень злободневным – чья мораль в итоге победила? Тех, сражался на фронте или приспособленцев и циников, кто увильнул, выправил себе бронь?
Вот главный герой БОРИС (герой А. Баталова, а в спектакле его сыграл Олег Ефремов) – ему на заводе положена бронь как ведущему инженеру, но он сам попросился на фронт. Он объясняет это своей девушке Веронике:
"Пойми, война уже пришла. Я подал заявление сам, это верно. Я хотел тебе сказать... Завтра твой день рождения... И вот — надо идти. Как же я мог иначе? Если я честный, я должен быть там..."
Его двоюродный брат МАРК, живущий в семье Бориса – музыкант, говорит об этом с сестрой Бориса, Ириной:
МАРК : Ему полагалась броня, мы это отлично знали. Глупость он какую-то делает, глупость.
ИРИНА : Глупо, что не сказал, а остальное все, может быть, очень правильно.
МАРК: Еще ты пойди в санитарки запишись.
ИРИНА: Надо будет, и пойду.
М АРК: А я считаю: если вышестоящие органы находят нужным оставлять человека здесь, в тылу, значит, именно здесь он наиболее полезен. Винтовку держать каждый умеет.
Действительно, честность или глупость? Стоит ли идти на фронт, если есть возможность остаться в тылу, ведь жизнь одна?
Но Борис уходит на призывной пункт. Опоздав, прибегает к нему домой Вероника, а там Марк говорит с ней, рассуждает об уходе брата на фронт:
МАРК: Тут закономерность времени, комсомол, идеи... Все это понятно... Это же массовый гипноз, как в цирке. Все засыпают, потом пляшут, поют. А я никогда не поддавался гипнотизерам, даже когда хотел... Расскажите лучше, как ваши дела. Поступаете в институт?
ВЕРОНИКА: В какой институт?
МАРК: Вы же хотели держать в Суриковский.
ВЕРОНИКА: Зачем?
МАРК: Пусть война, а мы будем работать. Я над своей сонатой, а вы должны поступить в институт. Должны! Иначе война может убить вас духовно, убить ваш талант. Кстати, вы были на последней выставке в Третьяковке?
ВЕРОНИКА: Серова? Да-да... (Хочет уйти.)
МАРК: И вы представляете себе, если бы великий Серов ушел в ту войну на фронт и погиб? Это была бы всемирная историческая глупость.
Опять развитие этой мысли об “избранности” — одни, самые достойные, талантливые должны жить, а другие , поплоше- воевать и погибать. (Сегодняшние поклонники теории «избранности» обязательно ввернули бы сюда сентенцию про «хорошие гены».)
А подвиг -это "массовый гипноз", нормальные люди, люди "нашего круга" понимают, что подвиги — для ненормальных, одураченных пропагандой. Где-то мы уже это слышали недавно.
А потом в эвакуации, халтуря на "левых" концертах , сделав себе "липовую бронь", Марк говорит:
МАРК (строго): И вообще мне опротивела эта война! Кричали — скоро кончится, месяца четыре, полгода! А ей конца-края нет. Я музыкант! Я плевал на эту войну! Чего от меня хотят? Был Бетховен, Бах, Чайковский, Глинка — они творили, не считаясь ни с чертом, ни с дьяволом! Им все равно при ком и когда было творить — они творили для искусства.
Правда же, как до боли все это знакомо?
Мы, творцы, особенные люди, выше этого — какая разница, война, где-то убивают женщин и детей, нас это не касается, ведь мы говорим о высоком и творим для вечности, все в долгу перед искусством и творцом и неважно, кто победит.
А Вероника тем временем читает записку, найденную в игрушке, которую ей написал перед уходом на фронт Борис:
«Я не могу жить прежней жизнью, беспечно веселиться в часы, когда по нашей земле идет смерть. Ты поймешь это, моя родная Белочка. Бывают дни и минуты, когда наша частная жизнь, пусть очень счастливая, становится ничтожной перед жизнью всех нас, всего народа, всей страны. Люблю и верю в тебя. Твой Борис».
И отец Бориса, врач, начальник госпиталя говорит зарвавшемуся племяннику:
«Не знаю, Марк, как и говорить с тобой... Если бы ты ушел в армию, мы бы тоже ждали тебя. Исступленно ждали и верили, волновались, говорили бы о тебе ежедневно...
Ты думаешь, кому-нибудь на войну сына отправлять хочется? Надо! Ты что, считаешь, что за тебя, за твое благополучное существование кто-то должен терять руки, ноги, глаза, челюсти, жизнь? А ты — ни за кого и ничто!"
А потом, когда многие уже вернулись в Москву из эвакуации, война еще шла, но наши уже гнали немцев в хвост и гриву, и Марк, оказавшись в привычной обстановке, уже поняв, что он выжил, он знает, как устроиться – высокомерно говорит комиссованному по ранению мальчишке, сослуживцу Бориса:
"Не надо себя вести, как инвалид на базаре...Не размахивай своей култышкой, петушок. Не бренчи медалью..."
Так что Марк выжил, родил детей, те родили внуков и правнуков, они купили себе айфоны и айпады, и теперь отовсюду доносится:
"Не размахивайте своими лентами, не на базаре...И не бренчите медалями.. И фильмы эти старые советские уберите уже, нафталин... И скорбеть надо, а не радоваться! И надо еще разобраться, правильно ли победили. Может, лучше было проиграть.»
Ага, вас не спросили.